Сергей Петрович Капица

Елена Удалова

ОЧЕВИДНЫЙ, НЕВЕРОЯТНЫЙ С.П.КАПИЦА

Соционический анализ высказываний позволяет отнести Сергея Петровича Капицу к типу интуитивно логический иррациональный экстраверт (Искатель, Дон Кихот).

Благодаря своей бурной, бьющей через край фантазии и изобретательности представители этого типа всегда заняты поиском решения неоднозначных проблем. Они мечтательны, начитаны, знакомы с новинками науки и техники, их разум в прямом и переносном смысле стремится в заоблачные дали.

Для представителей этого типа характерен широкий интерес к разнообразным теориям, умение воссоздать смысловое единство мира, быстрое «схватывание» идей. Обладая огромной интуицией, может находить новое оригинальное решение проблемы, подключая знания совершенно из другой области, экспериментируя как бы на «стыке» нескольких наук.

Человек этого типа отважно сражается за справедливость и умеет отстаивать свои принципы, невзирая на конъюнктуру.

Слабые стороны этого типа: отсутствие политической гибкости, упрощенный подход к человеческим отношениям и нечеткие ощущения собственного здоровья, комфорта, удобства и т.п.

Интуиция: «…охватывая всю планету…»

— Демография как наука страдает из-за отсутствия научного аппарата, адекватного сложности задач. Демографы отличаются региональным мышлением, изучают отдельно взятые страны, забывая о том, что эти процессы охватывают всю планету. Я попытался привнести в демографию методы, опробованные в физике при изучении газа, плазмы, магнетизма. Законы демографии сродни силам Ван дер Ваальса для неидеальных газов.

Человек — информационное животное. Сознание, умение перерабатывать информацию — главное свойство человека по аналогии с компьютером. И у компьютера «железо» гораздо дешевле программного обеспечения. Никто на ваш вопрос не ответит. Как написано в английской энциклопедии, сознание — наиболее очевидное и наименее понятное свойство человеческого разума.

Человек — очень специальное животное. У нас есть сознание. Имея это преимущество перед остальными живыми существами, человечество развивалось по гиперболе, по кривой, а сейчас уперлось в какую-то стену. Мы потребляем слишком много информации, мы очень много времени тратим на образование. К тому моменту, когда человек завершает учебу, он зачастую мало на что способен в рамках своего главного призвания — продолжения рода, передачи новым поколениям духовного опыта. Вацлав Гавел хорошо сформулировал ситуацию, в которую мы попали: «Чем я больше знаю, тем я меньше понимаю». А наш выдающийся психолог Леонтьев еще в середине 60-х, предвидя наши времена, писал: «Избыток информации ведет к оскудению души». Мне хотелось бы видеть этот афоризм на каждом сайте Интернета, как предупреждения Минздрава на сигаретах и алкоголе.

— А может, дело в том, что ученые считают приоритетными одни направления, а власть — какие-то совсем другие?
— Они вообще не видят приоритетов. У них очень короткое мышление. Могли бы мы сегодня осуществить план ГОЭЛРО? Могли бы сделать атомную бомбу? Такие программы рассчитаны на долгие годы, и нужно иметь какие-то заделы, которых у нас нет, — ни кадрового, ни организационного, ни административного. Не все упирается в деньги. Надо начать с осознания кризиса, который пережила страна. Может, тогда станет понятно, почему американцы ежегодно получают Нобелевские премии, а мы — нет.

Логика: «для веры в науке не остается места»

Здесь уместно коснуться дискуссии об интеллектуальной собственности в России, предложений закрепить права на нее в законах. Я принципиальный противник этого. На открытия понятие «интеллектуальная собственность» не распространяется. Научное открытие сразу после публикации становится общим достоянием, поэтому интеллектуальная собственность не есть рыночная категория. В процессе обмена информацией никто не теряет — все приобретают. Если я покупаю машину, я отдаю за нее деньги. А если я вам расскажу, как сделать атомную бомбу, отнять у вас эти знания уже не смогу. Мало того: вы вправе рассказать об этом всем.

— Возможен ли диалог науки и церкви в XXI веке?
Если говорить о диалоге науки и религии — у нас огромный багаж знаний, а у них богатейший моральный опыт. 90 процентов любой религии — проповедь того, как надо правильно жить, основанный на многовековой практике, а 10 процентов — обряды, декорации. У каждого религиозного учения они свои, что заставляет усомниться в том, что они единственно правильные. Религия и клерикализм — все-таки разные вещи.

Я согласен с тем, что в школах было бы неплохо изучать историю мировых религий, хотя это требует от учащихся известной зрелости и культуры. Но когда происходит массированная атака на учение Дарвина и предлагается ввести альтернативный предмет, «Сотворение мира», по-моему, это отражает всего лишь настроения людей.

В одном глянцевом журнале была напечатана статья о вредоносности теории Дарвина ввиду того, что его почитал Маркс. Логика такая: раз мы отказались от Маркса, то и Дарвина следует выбросить на свалку истории. Мне такого рода полемика представляется несостоятельной. Кстати, у Маркса есть ряд идей, которые полезно сегодня вспомнить. В частности, ту, которую мы больше всего критиковали: что по мере развития капитализма будет возрастать разница между бедными и богатыми. Мы видим: именно так и происходит.

Область веры — та зона, где знания теряют силу. Тертуллиан говорил: «Я верую, ибо это абсурдно». Математик Перельман не верит в таблицу умножения, потому что знает, откуда она взялась, а для маленького школьника таблица умножения — предмет религиозного поклонения, поскольку он о ее происхождении ничего не знает. Нельзя верить в открытый в августе прошлого года «ген разума», который, судя по всему, делает нас людьми. Вере здесь не остается места: мы об этом узнали от ученых.

— Теория, о которой я рассказываю, ответа на этот вопрос не дает. Теория просто говорит — человечество как система, как организм, стремительно выходит из поры юности и столь же стремительно входит в зрелость. На вопрос о том, что будет происходить конкретно, смогут ответить конкретные социологические исследования. Но в любом случае главным приоритетом, полагаю, станет качество жизни, развитие культуры, науки, образования, всеобщее стремление поднять каждого члена человеческого сообщества на качественно новую ступень.

Иррациональность: «…несколько революционная позиция…»

— А есть ли смысл продолжать защищать интеллектуальную собственность старыми методами?
— Вы защищаете ее тем, что быстрее реализуете ноу-хау. Или продаете тем, кто может это быстрее осуществить. Тот, кто повторяет, никогда не сможет обогнать, это верно для любой области.

Проблема интеллектуальной собственности очень интересна. Я занимаю, может быть, несколько революционную позицию в этом вопросе. Мне кажется, что понятие интеллектуальной собственности внутренне противоречиво, потому что вся интеллектуальная деятельность человека связана с тем, чтобы распространять ее как можно шире, а не устанавливать права контроля и собственности.

Попытки оформлять наиболее крупные достижения науки в качестве чьих-то открытий — это лишь способ удовлетворить самолюбие их авторов. На самом деле эти достижения принадлежат человечеству в целом. Открытие моим отцом явления сверхтекучести было отмечено в свое время Сталинской премией и Нобелевской премией, у него было много патентов в области техники, но он никогда не брал патент на это явление, считая открытие сверхтекучести просто одним из великих достижений современной науки.

Крупные открытия должны сразу попадать, что называется, в public domain, во всеобщее достояние.

— Самая хорошая книга та, которую читаю сейчас. Еще лучше — та, которую прочту завтра.

Экстраверсия: «Человечество находится на грандиозном перепутье…»

В животном мире информация в виде наследованных признаков изменяется и передается очень неторопливо — эволюционным путем.

Сколько ни руби хвост собаке — щенки будут хвостатые, сколько ни делай обрезание — опять придется. Если бы человек оставался животным, нас было бы сто тысяч — такова численность медведей или волков на территории России и столько же крупных обезьян в тропических странах. Теперь нас в сто тысяч раз больше, чем сравнимых с нами по размеру животных. И жили бы мы в ареалах, а не расселились по планете. Человек пробился умом, и все наше отличие от животного — в сознании, во второй, по Павлову, сигнальной системе.

Сделать ребенка, как и всякому животному, несложно, но потом его надо 20 лет, а теперь и 30 лет воспитывать, на что никто из наших братьев меньших неспособен. Так у человека, как у компьютера, программное обеспечение, наш нейронный software обеспечил доминирующее положение на планете и невиданные для млекопитающих нашего размера темпы размножения благодаря наследованию культуры.

— После войны в СССР несколько раз повышали оклады научным работникам. При этом штаты не сокращали — наоборот, увеличивали. Ну, уволят завтра всех стариков. У них будет пенсия от силы 3 тысячи. Наша с женой близкая знакомая, вдова академика Векслера, одного из величайших советских физиков, получает академическую прибавку к пенсии за мужа 300 рублей. Это видят все, и это деморализует всех. Особенно молодежь, другим глазом видящую Куршевель. Ваши коллеги много писали об этой скандальной истории, но никто не сказал о том, что Норильск, с которым Куршевель напрямую связан деньгами, буквально стоит на костях — это один из самых страшных лагерей горно-рудной промышленности. Вот откуда нужно идти, чтобы видеть верную перспективу. Тогда и новое поколение в науке появится.

Человечество находится на грандиозном перепутье, подобного которому не было никогда. Мы уткнулись в новый рубеж истории, причем очень короткий — всего в 100 лет, и мы половину его уже прошли. СССР развалился именно вследствие этого процесса, а вовсе не оттого, что члены политбюро дружно впали в маразм. Наше руководство все чаще говорит о демографических проблемах, но — в чем его заблуждение — говорит как о неком специфически российском явлении. Это не так. Во всех развитых странах ситуация не лучше и не хуже. Там только живут намного дольше. Мужчины в Японии переживают наших на 20 лет. Но рождаемость везде сокращается. В Испании число детей на каждую женщину сегодня — 1,2, в Германии — 1,41, в Японии — 1,37, у итальянцев, несмотря на молитвы Папы Римского, — 1,12, у нас — 1,3, в Украине — 1,09. Тогда как для простого воспроизводства нужен показатель 2,15. Вот, наверное, самая серьезная проблема человечества, но люди избегают о ней говорить: мол, это политически некорректно.

Ограничительная функция — интуиция времени

— Сравнивая наше время с годами, когда вы начинали, можете ли вы сказать, что мы потеряли в области науки?
— Темп. И людей. Самое важное. Вспомните, что было с наукой в Германии после поражения в войне. Экономика заработала быстро, а наука восстанавливалась очень долго. Потому что была разгромлена система. Но мы их перещеголяли, разгромив науку, в которой спустя несколько лет после войны совершили прорыв. Наша современная наука — удел стариков. Деды учат внуков. Когда я был назначен заведовать кафедрой, самой мощной в стране, мне было 35. Ректору — 37. Все ассистенты — моложе 30 лет. Мы взрослели вместе со студентами. Сейчас такое представить нельзя. Миллиард долларов выделили на строительство нового здания МГУ. Удваиваются площади. Но кто будет там преподавать? Преподавательский состав надо не удвоить — удесятерить. А большинство преподавателей — люди пенсионного возраста.

— СМИ часто пишут о генной инженерии, о стволовых клетках, чуть ли не о создании эликсира бессмертия. Как вы относитесь к этой проблеме?
— Я не очень верю в бессмертие. Мозги после 80 лет уже не так работают — зачем жить еще 80, тем более 160? Мне 14 февраля (2007) исполнится 79 лет, и я не могу похвастать, что чувствую себя, как в 29. Дело не в сроке жизни, а в более глобальном процессе.

— Дестабилизация и хаос, сопровождающие глобальный демографический переход, могут привести к гигантским социальным катаклизмам, тем более что мы уже многое умеем. Мы уже и сейчас для себя опасны, а через 50 лет, к моменту глобального демографического перехода, у нас скорее всего будет пугающе огромное количество способов уничтожить самих себя. Нас ждет либо стагнация, либо качественное развитие. Если мы это заранее осознаем, если сумеем выжить во всех этих грядущих испытаниях… начнется новая жизнь, в которой ведущую роль будут играть культура, образование и наука.

Ролевая функция — волевая сенсорика

Джуна долго уговаривала меня, чтобы я пригласил ее в передачу «Очевидное — невероятное». Но тут уж я был непреклонен. Потом написал маршалу Куликову письмо о том, что очень опасно высшему генералитету под маской науки демонстрировать эту белиберду.

— Чтобы «Очевидное — невероятное» не было вновь вытеснено, надо понять, почему на вас покусились в первый раз.
— Закономерно, что атака на передачу началась именно в начале 1990-х. Мне предложили делать хвалебные сюжеты о лженауке — я отказался. Тогда повсюду брало верх воинствующее невежество, и мы стали его жертвами. Людей приучают к примитивным штампам, которыми мыслил Буратино. Чуть сложнее — это для эфира уже чужое. Самые высокие рейтинги — у преступности в том или ином виде. Я слышал от криминалистов: когда сгорела Останкинская башня, преступность снизилась на треть! Невостребованность науки и, как следствие, телепередач про науку — для России очень серьезная проблема.

— Молва гласит: из-за того, что вы много лет вели на телевидении передачу про науку, вас не избрали в ее главный храм — в Академию.
— Когда я делал только первые шаги на стезе телеведущего, академик Арцимович предрек: «Этим ты ставишь крест на академической карьере». Мне неоднократно намекали: телевизионная популярность вызывает недовольство, ведь академику не положено высовываться, даже если он занимается просветительской деятельностью. И, конечно, намеки различные делали, о чем надо бы рассказать в передаче, — я не шел на компромисс. В итоге в Академию меня не избрали, а теперь — уже давно и не пробую баллотироваться. Кстати, знаменитого Карла Сагана, который много и очень успешно занимался популяризацией науки, тоже не избрали в Национальную академию наук США.

Стимул к деятельности — уникальность

— Я занимался проблемой влияния науки на общество. Информация при этом, конечно, распространялась, но не она была главной целью. В основе всех моих передач лежали беседы с крупными учеными. Мне говорили: «Зачем вы приглашаете на передачу ученых с мировыми именами, когда вещи, о которых они рассказывают, известны любому квалифицированному человеку?» Да, но оценки того, с кем я беседовал, его понимание проблемы и то, что за этим стоит, меня больше всего интересовали. То есть огромную роль играла и играет личность.

— Да, у Пушкина в лицее были плохие отметки по математике, но его учителя понимали, с кем они имеют дело. И Державин, услышав на экзамене в лицее стихи юного Пушкина, в ответ на нарекания в его адрес педагогов, сказал: «Оставьте его поэтом». Гений — порождение как индивидуума, так и той среды, которая может его воспитать и оценить. В первом выпуске лицея, кроме Пушкина, было немало молодых людей, составивших славу отечеству: мореплаватель Матюшкин, или Горчаков, определивший внешнюю политику Европы на протяжении почти всего XIX века. Так что нужно каждого ценить таким, каков он есть.

Слабые функции: сенсорика ощущений и этика отношений.

— А что вам сегодня помогает поддерживать форму?
— Я так живу. Что нужно для этого — в качестве рецепта всем другим — я не знаю. В молодости спорт, в самом деле, занимал заметное место в моей жизни. В теннис много играл. Сейчас — реже, хотя на даче корт есть. Я никогда не курил. Выпивал — немножко. Интересная работа и общение с интересными людьми — наверное, то, что делает мою жизнь и сегодня очень интересной. И все, казалось бы, очевидное — невероятным.

— Вы с Татьяной Алимовной — как гоголевские старосветские помещики. В советское время их отношения нам подавали как мещанские, а ведь это была самая настоящая любовь.
— Да, у нас с Таней всегда была регулярная и ритмичная жизнь.

— Расскажите, как Вы ухаживали за своей женой?
— Это было давно. Я женился в 1949 году. Это было как у всех. Мы жили на Николиной Горе, в чудесном месте под Москвой, и до сих пор там живем. Мой тесть купил дачу недалеко от того места, где мы познакомились с Таней. Наши дети и внуки там живут. Мы рады большой семье, которая у нас образовалась. В ней есть и свои проблемы, и свои вопросы. У кого их нет? На самом деле, результат положительный. Мы учились в одной школе с моей женой, но тогда я ее не замечал, она меня заметила. Она была старше меня.

— Перед учеными, во-первых, стоят вопросы его профессиональной этики. То, что он делает, должно быть сделано честно, результаты не должны быть фальсифицированы. Это внутренняя мораль науки. То, о чем Вы спрашиваете, это внешняя мораль: как он должен относиться к полученным результатам. Тут его контроль над тем, что происходит, в отличие от первого случая гораздо меньше. Люди открывали страшно ядовитые вещества, которые затем становились основой лекарств. Было и наоборот. В этом смысле я бы не сказал, что наука лишена моральных основ, как проповедуют некоторые, но она требует величайшей ответственности. Это вопрос гражданской и философской ответственности ученых за свою работу. Мне кажется, термин «ответственность» — один из самых существенных в современной жизни. Все говорят о свободе, свободу мы получили, а что делать в отношении ответственности?

Интересен рассказ С.П. о школе. Именно в таком режиме обучения наиболее полно раскрываются способности человека типа Дон Кихот.
Каждый год я кончал по два класса. Так многие делали. В частности, со мной по такому же пути прошел Абрикосов, он одного возраста со мной. Потом он стал видным теоретиком и получил Нобелевскую премию по теоретической физике. Это было хорошо организовано — школа-экстернат. Были прекрасные педагоги и разумная система требований. Она научила нас самостоятельно работать. Думаю, это было самое главное, что мы получили там.

По материалам: